-Не устали? - спросила краснощекая хозяйка, когда мы, умывшись в другой половине избы, вошли в комнату.

-Да вроде бы нет,- ответил я за всех, хотя от тяжелых мешков еще ныла спина и дрожали руки.

-Так уж и нет. Бригадирша мне только что сказала: корми городских-то покрепше, работящие парни приехали. Да вы садитесь, садитесь за стол. Я сейчас,- засуетилась она у шестка.- Вот не знаю только, понравится ли вам моя деревенская похлебка. В деревне по-деревенски и готовим. Хуже, наверное, чем в городе.

-Мы сами из деревни, Таисья Михайловна, вернее, в деревне выросли, - сказал сидевший со мной рядом Генка.

Когда перед каждым из нас дымилась алюминевая миска, Таисья Михайловна вдруг спохватилась:

-Хлеб-то я, непутевая, забыла принести. Нисколечко памяти не стало.

Через минуту хозяйка вернулась с караваем в руках.

-Это уже свежего урожая, а урожай нынче неплохой. Убрать бы только.

-Уберем, -заверили мы хозяйку.

Таисья Михайловна осторожно положила на стол каравай, разрисованный сверху белыми пятнами муки.

Увидев деревенский хлеб, я вспомнил вдруг далекие годы детства. Когда же это было? Ах, да! - в сорок четвертом военном году...

***

...Бродил я по огороду с ржавой лопатой, чтобы найти в земле хоть что-нибудь съедобное. Снегу было еще порядочно, но кое-где грядки успели оттаять. Вскопал огромный квадрат земли, а раздобыл всего три картошины, но что обрадовало меня - совсем не подгнившие, как свежие. Дома вымыл их,соскоблил ножиком матовую кожицу и разделил картошку между братьями. Самый младший, Юрик, похрустев доставшимся ему кусочком, посмотрел на меня:

- Я хочу ессо.

- У меня нет больше, Юрка.Погоди, схожу снова в огород,- успокоил я брата и подошел к окну. На улице, недалеко от нашего дома, стол мой одногодок Колька.

-Ти-мо-ха!-замахал он руками.- Айда в деньги брякать.

Я взял битку, старинный большой пятак, и выбежална улицу. Перепрыгивая через лужицы, мы заспешили к старому дому, под окнами которого оттаявшая земля была утрамбована и от солнца чуточку парилась.

-В орлянку или на черту? - спросил я у Кольки.

-На черту, конечно,- ответил он и, взяв из кулака трехкопеечную монету, провел на земле прямую линию.

Отойдя шагов пятнадцать от кона, Колька долго метился, потом кинул битку.

-Тьфу ты!-сплюнул он, когда битка упала ближе черты.

Я кинул за черту и спросил:

-Подставляться будешь?

-Разбивай, авось что-нибудь оставишь на разживу.

Мы встали на коленки. Я поднял руку с пятаком и ударил по монетам, чтобы перевернуть их на "орла".

-Есть, есть, есть, - собирал я перевернувшиеся медяки, а потом и гривенник...

Через полчаса у Кольки не осталось ни копейки.

-Тимка,а Тимка, дай мне взаймы, я тебе отдам завтра.

-Так и отдашь.

-Вот ей-бо отдам!

Я отсчитал тридцать копеек и вскоре выиграл у него и эти деньги. Колька еще стал просить. "Но дважды взаймы не дают, можно проиграться",- вспомнил я, что говорили в таких случаях ребята, и наотрез отказал.

-Вот, хочешь?-вытащилКолька из кармана ломоть хлеба, мягкого, душистого.

-За сколько?-проглотил я слюну.

-За пятьдесят.

Я быстро отсчитал ему деньги и потянулся за хлебом.

-Дай еще двадцать копеек,-отдернул он кусок,-а те я отдам тебе завтра. Тятька мне обещал.

-Хорошо, когда тятька есть,-позавидовал я и бросил на Колькину ладонь еще одну серебрушку.

Колька отдал хлеб. Моя рука невольно приблизилась ко рту, но я вспомнил голодных братьев.

-Ты подожди малость, домой сбегаю.

-Быстрей давай,-буркнул недовольно Колька.

Хлеб мы разделили на шесть частей. Нам, пятерым, да еще маме.

Проглотив на ходу свой кусочек, побежал играть. Играли недолго. Колькины деньги снова перекочевали ко мне в карман.

-Хочешь еще хлеба принесу? Мамка сегодня шесть караваев испекла.

-Тащи полкаравая.

-А сколько дашь?

-Два рубля.

Глаза Кольки обрадованно засверкали. Скоро он опять принес хлеб.

Я взял полкаравая и отнес в ларь, где мы когда-то хранили хлеб, сказав братишкам, что съедим его вечером, когда придет мама...

Мама пришла усталая, с впалыми глазами, и сразу загоревала, чем ей нас накормить. Я принес оставленную дольку хлеба.

-Где взял?-тихо спросила она.

-Колька мне дал.

-Так ли?

-Да, мама.

-Отдай им, -показала мать на притихших братьев.

-Мы покусали,-сказал повеселевший Юрик, не выговаривая букву "ш".-Это тебе, мама.

-Да еште вы,-сердито сказала мать.-Я сварю что-нибудь. Тима, сходи-ка в зимнюю, там есть немного сухих грибов.

Я открыл дверь холодной комнаты. На столе лежало горстки две сморщенных черных грибов. Хлеб из ларя не взял: побоялся.

Мать сварила грибовницу, и, когда все сели за стол, я неуверенно протянул ей кусочек хлеба.

-Ешь, мама, ешь.

-У нас ессе есть хлеп-то,- не выдержал Юрик и заулыбался, скосив на меня глаза.

-Да, мама, у нас есть еще полкаравая,-осторожно подтвердил я слова брата.

Мать положила ложку и строго посмотрела мне в глаза.

-Тимка, скажи правду, дали тебе хлеб или ты украл?

-Ничего я не крал. Колька дал, у них есть хлеб.

Я быстро выбежал в сени и принес полкаравая. Мать схватила меня за рукав:

-Снеси хлеб обратно. Слышишь, снеси сейчас же. Или я сама отнесу.

Она так посмотрела на меня, что я повернулся, чтобы снести хлеб, но в этот момент заплакал Юрик:

-Я хочу хле-па!

-Мама, у Кольки еще есть-целых пять караваев,-громко сказал я, и, будь что будет, признался.-Он мне не просто дал, я играл с Колькой в деньги и выиграл у него хлеб.

-Как это выиграл?-вскрикнула мать.

-Не ругай меня, мама, прошу тебя, не ругай. Я же понимаю, что играть в деньги нельзя, но играл потому, чтобы накормить их,-кивнул я на заплаканного Юрика.-Когда у нас будет хлеб, я не буду играть в деньги, честное слово, не буду.

-Тебе уже тринадцатый год пошел, Тима. Ты же совсем взрослый у меня и должен понимать, что играть в деньги нельзя.

-Я не буду, мама.

Подсел я к Юрику, положил хлеб на стол. Юрик потянулся к нему обеими ручонками. Мать ничего не сказала, только тяжело вздохнула. Я разделил хлеб и дал всем по куску. Братишки весело стали хлебать коричневую жидкость, обжигаясь и закусывая мягким хлебом. Только мать не дотронулась до хлеба. Насытившись, братья забрались на полати и быстро уснули. А мама сидела задумчиво у окна и в полумраке зашивая Юрикову рубашку.

-Мам, съешь хоть крошечку,-подошел я к ней и протянул оставшийся кусок.-У тебя же тяжелая работа.

Мать отложила рубашку, воткнула в нее иглу с ниткой, прижала меня к себе и стала неторопливо гладить по голове, задевая шершавой ладонью лоб.

-Завтра разделишь хлеб на всех,-тихонько заговорила она, украдкой смахнув со щеки слезинку.-Юрику побольше отрежь, он неокрепший еще. А вечером я получу зерно. Сегодня выписали в конторе. Испеку, накормлю всех, и ты обязательно снесешь Кольке хлеб.

-Но я же честно выиграл у него.

-На деньги играть нечестно, Тима, а на хлебушко тем более...

***

-Тимка!-толкнул меня в бок сидящий рядом Генка.

-Ты чего не ешь?

Я вздрогнул.

-Ты что, сыт?-удивился он.

В руках у меня был ломоть хлеба, точно такой же, как тогда, в далеком детстве, выигранный у Кольки. Такой же мягкий, ароматный.

-Ешь, ешь!-заулыбалась мне Таисья Михайловна.-Чай, заработал за день-то.

Газета "Кировская правда" 4 июня 1967г.